У Юрия Розума длиннейший список из почетных званий, наград, побед на престижных конкурсах, но главное, он один из самых востребованных пианистов в России и за рубежом. Он выходит на сцену более 300 раз в году.
Мы беседуем с ним накануне юбилейного вечера, который пройдет 29 мая 2019 года в Концертном зале «Зарядье».
В этом году у него тройной юбилей - 65 лет, 45 лет очень непростой творческой деятельности и 15 лет благотворительному фонду, который он создал для поддержки молодых талантливых музыкантов.«Я не был диссидентом, но и не скрывал своих убеждений»
Александр Мельников, АиФ.ru: Юрий Александрович, вам на роду было написано стать музыкантом. Ваш отец - знаменитый баритон, мама – известнейший дирижер, оба они - народные артисты. Перед вами были открыты все двери в музыкальном мире.
Юрий Розум: Я действительно рос в очень музыкальной семье. И с пяти с половиной лет, когда у меня открыли абсолютный слух, стал заниматься фортепиано. Но до 8 класса ЦМШ - Центральной музыкальной школы при консерватории, я практически не занимался, был жутким лентяем, и садился за рояль только за 1-2 дня перед экзаменом. Плелся в хвосте.
В 9 классе меня перевели в консерваторский класс к профессору Е.В.Малинину, чтобы он взял меня в ежовые рукавицы. В результате, забыл про двор, друзей, ушел с головой в музыку. У Евгения Васильевича я почувствовал радость владения инструментом. Многочасовые занятия были для меня кайфом. И за 3 года я нагнал и перегнал всех сверстников. В консерватории считался лучшим, и меня послали на престижный конкурс в Брюссель.
Прошел отбор первым номером, на меня были все надежды. Победа в Брюсселе давала три года гастролей по лучшим залам мира. По сути, это уже состоявшаяся музыкальная карьера. И вдруг, меня внезапно сняли с конкурса, не выдали иностранный паспорт.- Почему так случилось?
- Из-за моих религиозных и политических убеждений. Я уже тогда был воцерковленным человеком, и почти все выходные ездил на исповедь в Троице-Сергиеву лавру. Читал политическую литературу, запрещенных писателей, русских философов – Соловьева, Бердяева, Булгакова. Я не был диссидентом, но и не скрывал своих убеждений, активно их высказывал. Конечно, были анонимки. Это и послужило причиной того, что меня не выпустили в Брюссель на конкурс. Даже мощного влияние моих родителей, очень уважаемых людей, с абсолютно коммунистической ориентацией, не хватило, чтобы перешибить машину КГБ. На долгие годы на мне было поставлено клеймо «невыездной». Они боялись, что я не вернусь оттуда.
«По сути, я оставался невыездным, меня выпускали только на конкурсы»
- И что было дальше?
- Из-за этого для меня даже была закрыта аспирантура. Пошел в армию, и она меня спасла. Во-первых, здесь мне дали хорошую характеристику и заручились перед КГБ в моей благонадежности. Армия поручилась за меня – что я вернусь. И во-вторых, мне дали рекомендацию на конкурс в Мадриде, без которой нельзя было участвовать в таких международных соревнованиях. Обычно это делала консерватория для своих студентов. Но после инцидента с Брюсселем, здесь не хотели за меня ручаться. А армия – поручилась. Ситуация получилась парадоксальная, вроде бы для меня, выросшего в музыкальной среде, любившего искренне музыку, консерватория, где я был свой, и где меня знали как облупленного, должна была бы дать рекомендацию. А армия, совершенно другой мир для меня, но рекомендацию мне дали именно здесь. В 1979 г поехал в Мадрид, стал лауреатом, хотя играл паршиво, это было сразу после полутора лет службы, где я почти не занимался.
Потом в 1980-м стал лауреатом конкурса в Барселоне, а в 1984-м – в Монреале. Но, по сути, я оставался невыездным, меня выпускали только на конкурсы. После победы на них мне предлагали десятки контрактов, но все импресарио получали ответы следующего типа: Юрий Розум занят, или Юрий Розум болен или, что он сейчас не хочет гастролировать.
«Лучший пианист на худших роялях»
- А чем вы были заняты в это время?
- Я играл концерты в полях, санаториях, профилакториях – в качестве солиста областной филармонии. Все это были так называемые второстепенные концертные точки. Приходилось играть на инструментах с разбитыми клавишами. Мне тогда в шутку придумали титул «Лучший пианист на худших роялях». Но с другой стороны, в филармонии меня ценили, и в 33 года я стал самым молодым заслуженным артистом. - Когда же ситуация изменилась?
- В 1990-е, когда открылись границы. Меня стали приглашать в Европу, Австралию. В США было много предложений. Но не в России. Тогда я и начал вкалывать, заниматься серьезно, надо было возрождаться – возвращать себя в профессию.
- Что значит возвращаться, качество вашей игры за эти годы так сильно пострадало?
- Конечно. Пианисту важна живая публика, он же не может положить свое творчество в стол, как композитор или писатель. Приходилось играть на инструментах с разбитыми клавишами. Мне тогда в шутку придумали титул «Лучший пианист на худших роялях». Тогда был момент упадка, психологически было тяжело, я чувствовал, что начинаю терять профессию, над которой так долго бился. Ведь я её постигал 19 лет – 11 лет в ЦМШ, 5 лет в консерватории и 3 года в аспирантуре.
- Вы сильно жалеете об этих годах, когда не могли себя полностью реализовать? Вы же тогда потеряли более 10 лет.
- Неисповедимы пути Господни. Бог не посылает непосильных испытаний. И тогда, когда надо было мириться со своей невостребованностью, я очень пристально изучал жизнь, и никогда больше не получил бы такого опыта, если бы сразу стал выступать в лучших залах мира с сольными концертами. Тогда было очень много переживаний, много непонимания, порой наплевательского отношения. Через все это надо было пройти. Но теперь, когда я выхожу на сцену, мне есть о чем играть. В музыке надо воплощать свой жизненный и эмоциональный опыт. Иначе будет просто извлечение звуков. Нужно, чтобы в музыке душа говорила. И те переживания, через которые я проходил, а это были и надежды, и потуги, и огорчения, и любовь, и разочарования, были очень интенсивными. Неинтенсивной была только концертная жизнь.
«Полно нелюбимой музыки»
- А почему вы не остались за границей, вы же могли, были там более востребованным?
- Я мог там остаться с самого начала, как стал выезжать на первые конкурсы в Испанию и Канаду. И даже тогда, когда для профессионального роста было лучше остаться в Барселоне или Монреале, даже тогда я не мог помыслить остаться без связи с Россией, с родителями. Ведь в те годы это означало порвать все связи с родиной, с близкими. Я как человек, глубоко принадлежащий своей стране и своей вере, не мог это представить. А когда появилась свобода передвижения, эмиграция не имела никакого смысла. Я мог себе позволить жить за рубежом. И я не скрываю, что имею вид на жительство в Германии. Кстати, из-за этого даже случился казус. Я выступал в Ярославле, и на афише написали: «Юрий Розум, Германия». Я из-за этого такой скандал устроил.
Я всегда оставался русским человеком. Рахманинова спросили за рубежом, почему он не пишет новой музыки за границей, а только выступает как пианист. Он начал рассказывать, что нет времени, что концертный график очень плотный. А потом помолчал, и сказал, что уехав из России, потерял себя как художника, потерял свои корни, и ему ничего не остается, кроме выступлений. Сейчас смысла уезжать нет. Сколько уехавших возвращается, и среди них достойнейшие музыканты. У нас же свобода. И можно поехать куда угодно на гастроли. Это же не как в советские годы.
- Есть музыка, которую вы не любите, и никогда не будете исполнять?
- Полно нелюбимой музыки. Но имена композиторов наверно называть не стоит. Моя сфера – это все-таки романтика, музыка примерно до середины ХХ века. Все заканчивается Рахманиновым. Приглашаю читателей на юбилейный вечер, именно таких композиторов я там и буду исполнять. Если говорить о музыке второй половины ХХ века, то это уже не моя тема. Хотя в это время тоже создавались великие музыкальные шедевры, и некоторые из них мне очень нравятся.
Свежие комментарии