Бывший народный депутат России, бывший вице-спикер Госдумы, кандидат в президенты России на выборах 2018 г. Сергей Бабурин в 1993 году возглавлял один из комитетов в Верховном совете России.
В Белом доме он находился с самого начала решающей фазы конфликта. Своими воспоминаниями политик поделился с «АиФ».
Зачем Ельцин хотел избавиться от непокорных депутатов?
Виталий Цепляев, «АиФ»: Сергей Николаевич, могли ли вы и ваши соратники, находившиеся в Белом доме, предполагать, что конфликт с Кремлем закончится настоящей стрельбой, что танки будут прямой наводкой бить по окнам парламента?
Сергей Бабурин: Думаю, никто вначале не мог представить себе, что дело дойдет до кровопролития, до настоящего боя в центре Москвы, когда русская армия будет расстреливать русских депутатов. Но то, что ситуация накаляется, было понятно уже весной 1993 года, после предыдущей попытки президента Ельцина совершить переворот. Когда он уже хотел ввести указом «особый порядок управления страной» и только слаженный протест съезда народных депутатов, Конституционного суда, вице-президента, секретаря Совета безопасности заставил Ельцина отступить, сделать вид, что никакого указа не было. Съезд же, в свою очередь, ещё тогда, весной, попытался отрешить Ельцина от должности за попытку переворота. И, если бы это удалось, уже тогда для депутатов всё могло закончиться трагически. Как позже признался в своих воспоминаниях глава Службы безопасности президента Коржаков, он расставил на балконах зала заседаний баллоны с отравляющим веществом (на самом деле в своей книге Коржаков утверждал, что это был газ раздражающего действия хлорпикрин, от которого депутаты просто выскочили бы из зала, «забыв об импичменте». — Прим. Авт.). Если бы у нас хватило голосов для отрешения, депутатов бы просто уничтожили.
Всё лето и начало осени 1993 года прошло в напряженном перетягивании каната между Кремлем и Белым домом. Верховный совет каждую неделю проводил экстренные заседания, пока наконец 21 сентября не появился этот злополучный указ № 1400.
У команды Ельцина было как минимум две причины для насильственного избавления от высшего органа народовластия, съезда. Первая — это страх и нежелание отвечать за воровскую приватизацию, которую они начали в нарушение закона. Закон ведь предполагал, что у всех граждан будут именные приватизационные счета, а вместо этого правительство устроило аферу с ваучерами. Вторая причина — Ельцину страшно мешала действовавшая российская Конституция, он мечтал её отменить. Потому что вплоть до конца 1993 года в этой Конституции содержалась норма о том, что все должностные лица и граждане РФ должны свято соблюдать Конституцию и законы Российской Федерации, а также Конституцию и законы СССР. Представляете! Уже два года не было Советского Союза, а дамоклов меч уголовной ответственности за его разрушение висел над всеми, кто это сделал.
— Был ли хоть малейший шанс победить у тех, кто пошёл за Руцким и Хасбулатовым?
— Я убежден: парламент, поддержанный всеми представительными органами власти регионов, многими губернаторами, мог и должен был победить. Если бы не ошибки, допущенные нами. Скажем, после того как на основе заключения Конституционного суда съезд принял решение об отрешении Ельцина от должности президента, нам надо было немедленно, наделив полномочиями депутатов, разъезжаться по министерствам, крупнейшим предприятиям, по регионам, чтобы обеспечить соблюдение Конституции. Я это предлагал, но меня обвинили в том, что я, дескать, хочу восстановить институт чрезвычайных комиссаров. Я уже не говорю, что роковую ошибку допустил Руцкой, который в первые дни, находясь вместе с Хасбулатовым в эйфории, считал, что для защиты Конституции не понадобится применение вооруженных сил. Он выгонял из своего кабинета командиров полков, которые предлагали привести свои воинские части, развернуть походные кухни, палатки, взять под охрану парламент. Руцкой считал, что способен всё решить политически, просил его «не втягивать в провокацию».
Конечно, только обороняясь, победить невозможно. Надо было сразу после решения съезда арестовать Ельцина. Если бы мы это сделали, страна бы не оказалась на грани кровопролитной гражданской войны.
Но надо понимать, что Съезд народных депутатов не был командой единомышленников. Там были и недавние соучастники Ельцина по разрушению Союза, те же Хасбулатов с Руцким. И были люди, которые боролись против развала СССР. Кто-то надеялся, что Ельцин закончит свое правление так же, как в августе 1991 года закончил ГКЧП, который просто отказался воевать со своим народом. Но я был уверен, что Ельцин перед кровью не остановится. Потому что люди, совершившие переворот 21 сентября, пошли ва-банк, спасая себя и свою — украденную у народа — собственность.
— Когда стало понятно, что перевес сил не в вашу пользу, не лучше ли было уступить и прекратить сопротивление, избежав лишних жертв?
— Любому человеку порой приходится делать выбор между выполнением своего долга и трусливым дезертирством. У нас ведь тоже далеко не все депутаты остались в здании Верховного совета. Небольшая часть откликнулась на подкупы Кремля, который пообещал им любые должности в любых министерствах, годовое денежное содержание, квартиры в Москве. И они перешли на противоположную сторону. Но таких было не очень много. Остальные же показали, что депутаты могут быть настоящими, готовыми до конца защищать свою позицию.
Ели бутерброды с докторской колбасой, спали где попало
— Как протекала жизнь внутри окруженного парламента? Что вы ели, на чем спали все эти дни?
— Надо сказать, что команда Ельцина учла опыт августа 1991 года. И если тогда у самого Ельцина и его сторонников, окопавшихся в Белом доме, исправно работали все телефоны, бесперебойно происходило коммунальное обслуживание здания, то первое, что они сами сделали в октябре 1993 года, — это выключили нам сначала правительственную связь, а затем — вообще все телефоны. Причем выключали тотально, под это выключение попали многие жители соседних домов, у которых телефонные номера начинались с тех же цифр. После этого отключили электричество и воду. На первых этажах вода, правда, какое-то время ещё была.
В первые дни хозяйственный организм парламента работал ещё в привычном режиме: завозились продукты, убирались помещения. Но, когда вокруг Белого дома возвели барьер из колючей проволоки и перестали кого-либо пускать внутрь и, наоборот, пытались как можно больше людей выманить оттуда, тогда продукты к нам завозились уже какими-то хитромудрыми способами. Помогали в этом сочувствовавшие нам бизнесмены. Например, Сергей Шашурин привозил продукты из Татарстана. А Андрей Айздердзис, которого спустя полгода убили, привез нам три или четыре спутниковых телефона, которые тогда только-только появились в стране.
Голода в парламенте не было, но нормировать продукты после начала блокады пришлось. На обед, например, каждому, кто находился в Верховном совете, выдавалось по два бутерброда. Плюс по одному на завтрак и на ужин. В основном это были бутерброды с докторской колбасой. Раздачей заведовали наши женщины-депутаты. В общем, существовать защитники Белого дома как-то могли, хотя и довольно скудно. Я в то время был ещё достаточно стройным мужчиной, но всё равно на две дырки ремень «ушёл» за те две недели, что мы там провели.
Спали, как военные в походных условиях, кто как мог. Кто-то — на столах, подстелив газеты, кто-то — на креслах и диванах, которые стояли в холлах. В мой кабинет председателя комитета — он был один из самых просторных — приходило до 10 человек, которые размещались на стульях, на диванах в приемной.
— Испытывали ли вы страх, когда по Белому дому начали стрелять танки? Где вы находились в этот момент? Какой была реакция у людей?
— Реакция была разная. Врач из Сыктывкара Лидия Шаповалова, услышав выстрелы, сказала, что ей нужно срочно сделать маникюр. Дескать, если её убьют, чтобы похоронили с красивыми руками. Представляете женскую логику? Это был не страх. Люди вверили себя судьбе, Богу... Многие, кстати, крестились у депутата, отца Алексея Злобина, чтобы встретить свой последний час уже православными.
Меня начало расстрела застало в кабинете. Находившимся в нашем крыле, окна которого выходили на здание мэрии, можно сказать, повезло — оно простреливалось только из пулеметов и автоматов, танковые снаряды летели мимо. Но пройти в центральную часть здания мы всё равно не могли — первого же, кто сунулся на лестничную площадку, тут же ранили. Все лежали на полу в кабинетах, потому что по окнам периодически вели огонь — особенно если кто-то трогал шторы.
— Вы видели своими глазами убитых и раненых? Сколько всего их было?
— Первых раненых я увидел, когда демонстранты подошли к Верховному совету, и их тут же обстреляли из здания мэрии. Когда раненых занесли на первый этаж, мы сразу туда спустились. Я знал, что такое война, по Афганистану, где служил солдатом. Поэтому сразу понял — здесь, в центре Москвы, всё тоже пошло «по-взрослому». А первых убитых я увидел уже позже, когда после прекращения огня мы прошли в центральную часть здания. Там из окон можно было разглядеть неподвижно лежащие тела на земле у костров. Это были защитники Белого дома, которые дежурили снаружи здания.
Официальную цифру погибших мы знаем — 148 человек. Но я убежден, что их было гораздо больше. Прокуратура вошла в здание только через сутки, и за эти сутки могли скрыть всё что угодно, включая трупы. Это был период чудовищного мародерства — и понятно, что отнюдь не депутаты, которых отправляли в камеры, увозили с собой телевизоры, кресла, картины, компьютеры и прочие ценности. Это делали те, кого Ельцин прислал очистить здание от депутатов.
Назвать достоверную цифру погибших, я уверен, не сможет уже никто и никогда. Победителям не выгодно было их считать. Увозя трупы машинами и баржой по реке от здания Верховного совета, их отправляли не только в московские морги, но и куда-то еще. Если учесть, что многие защитники приехали из других регионов, не сказав даже родным о цели своей поездки, то где-нибудь в Уфе, Петербурге, Омске и т.д. их вполне могли объявить потом пропавшими без вести.
«От расстрела меня спасла тюремная камера»
— А что это были за снайперы, которые обстреливали одновременно и защитников Белого дома, и наступавших? Уж очень эта история напоминает ту, что случится гораздо позже в Киеве на Майдане.
— Никто так и не разобрался, что это была за третья сила, которая стреляла и по защитникам Верховного совета, и по штурмующим здание офицерам «Альфы», чтобы разжечь конфликт. Они стреляли с верхних этажей гостиницы «Украина» и с других окружающих Белый дом высоток. По моему кабинету как раз в основном стреляли эти снайперы.
— Правда ли, что Коржаков приказывал расстрелять вас прямо на месте, после того как вас схватили во время штурма?
— Да, этот приказ обсуждали по рации те, кто меня задержал, есть многочисленные свидетели этих переговоров. Двое спецназовцев спорили между собой, надо ли меня расстреливать. Но, к счастью, нашёлся третий, и когда эти двое отвлеклись, он отправил меня как задержанного дальше, так что от беззакония меня спасла тюремная камера. Там, кстати, у меня была хорошая компания. Я сидел вместе с Вячеславом Николаевичем Любимовым, будущим губернатором Рязанской области, и с депутатами Моссовета, членами комиссии по законности. Всех нас выпустили через сутки решением прокуратуры города — за полтора часа, как пришел приказ «Бабурина не освобождать».
— Если бы победил не Ельцин, а Верховный совет, страна развивалась бы как-то иначе? Что бы изменилось?
— Я уверен, что изменилось бы многое. Потому что, при всей разноголосице взглядов даже внутри российского парламента, большинство к тому моменту выступило против радикальных реформ, за эволюционные изменения в экономике, фактически за китайский путь развития. Представьте, если бы мы пошли по этому пути ещё в 93-м году, имея гораздо лучшие стартовые возможности, чем Китай — где бы мы были сегодня? Увы, получилось то, что получилось.
Свежие комментарии